Хёрни (рассказ)

«На волка похож», — думал Саша, разглядывая своего пассажира в зеркало автомобиля.

Из Церматта русских он обычно увозил зимой, после того как они, накатавшись на лыжах, гогочущими семьями возвращались домой с новогодних праздников. А тут июль, заклеенное огромным пластырем плечо, большой походной рюкзак и фразы-обрубки.

— Вы альпинист? — не сдержал своего любопытства Саша.

— Я горы люблю, — ответил обладатель волчьих глаз, попросивший называть его просто Вовой.

Вова был странным пассажиром. Не залипал в телефоне, не читал книг, не спал. Просто сидел и смотрел в окно.

Радовался, что встретился с красавицей. Давно он на неё смотрел. Да только вот к такой сразу и не подступишься. Почти пять тысяч высота. Больше четырёх часов вверх, ещё дольше вниз.

На вершину поднимался с местным проводником. Тот ласково называл Маттернхорн — Хёрни. Рыжие волосы, скошенный лоб, прищуренные глаза — не швейцарец, а вылитый лис.

Вышли рано утром, темно, фонари во лбу.

— Готов?

— Готов!

И вот они, склоны, и вот оно, первобытное и забытое, потекло по жилам. И зрение будто улучшилось в тысячу раз, и запахи острее стали, и слух лучше. Раздувая ноздри, карабкались вверх. Вова и боялся тех перемен, что происходили с ним в горах, и хотел их.

«Оборотень», — думал он, чувствуя, как меняется всё внутри, как исчезает всё прилепленное, приделанное, приклеенное и остаётся только оголённая сущность.

«Нет, просто живёшь», — шептали ему почти отвесные скалы.

А на самом верху… Люди шли друг за дружкой по узкому перешейку, фотографировались… Видео снимали… Доказательства собирали… А он, повинуясь внутреннему зову, встал там на четвереньки и издал то ли победный клич, то ли вой.

На обратном пути услышали грохот. Где-то под ними откололся огромный кусок и пыльно летел вниз.

— Камень! — крикнул проводник, и Вова инстинктивно вжался в стену. Совсем рядом пронеслось, ударилось неподалёку, отскочило и улетело. А потом снова. Начался камнепад.

Спрятались за небольшим выступом, дышали пылью. После одного глухого удара рыжий проводник заскулил, запахло кровью. Раздробленная нога, открытая пасть, тонкие клыки видно, глаза от боли закатываются. Вова зажал напарника между собой и горой, а мимо летело, кувыркалось, торопилось вниз. А когда всё улеглось, резко испортилась погода.

— Вам музыку включить? — вырвал его из воспоминаний Саша.

— Если хотите, включайте. На ваш вкус, — Вова пожал плечами.

Саша немного поколдовал с телефоном, чтобы вывести на колонки русскую радиостанцию. Там диктор взахлёб расхваливал какой-то новый хит, по его словам, за несколько дней набравший просто невероятное количество просмотров в интернете.

Вова откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза.

Он не хотел узнать это сейчас. Он хотел сначала вернуться в Москву, разобрать в своём логове рюкзак и только потом посмотреть новости, почитать комментарии.

И не то чтобы ему было страшно узнавать правду, нет. Просто совсем не хотелось разбавлять впечатления от долгожданной встречи с красавицей-горой голосами дикторов, журналистов, критиков, фанатов. Где гора, а где люди? Такое мешать нельзя.

Но не получилось. Надо же было водителю включить именно эту станцию и именно в этот момент. Ну, значит, так надо. Значит, и эта цель достигнута.

Наконец-то… А то он уже много лет по-всякому пытался, пытался, а любовь публики всё никак не давалась. Разное попробовал, разное. И вдруг — откуда ни возьмись этот бит, инстинктивно поставленный на повтор. И слова песни — тоже за пару часов, с лёту, залпом.

Презентовал новое творение публике и махнул в горы. Первый вышел из самолёта, первый получил багаж. Как вожак.

Однако своенравная оказалась гора, решила проверку ему устроить. Закидала камнями, заставила дышать пылью, повесила на шею раненого мужика и путь вниз отрезала.

Там, наверху, с покрывшейся инеем бородой, с окоченевшими от холода руками, он все шесть часов, пока не прилетел спасительный вертолёт, навывал недавно придуманные слова недавно вышедшей песни всё норовившему потерять сознание проводнику. Растирал его, растирал себя и пел. Упрямо, хрипло, зло пел.

Швейцарец, не знавший ни слова по-русски, в какой-то момент начал подвывать.

Гора молчала. Гора слушала. А потом то ли сжалилась, то ли мелодия ей понравилась, взяла и убрала туман.

Спасатель, кажется, был в красной каске, трос тоже вроде был красный, а остальное — больница, врачи — в памяти сильно смазалось. Только удаляющаяся гора на прощание отчётливо одобрительно кивала своей когтистой вершиной.